- Устин, открывай! - наконец скомандовал Ванечка Юдин. - Давай, давай, душа 
горит...

Схватив бутылку лапищей, Устин Шемяка сорвал зубами пробку, выплюнув ее на 
землю, бережно передал бутылку Ванечке:

- Наливай, зараза!

Ванечка на секунду благоговейно замер... Он всегда разливал водку, среди пьющих 
мужиков славился тем, что умел разливать на глаз любое количество спиртного с 
такой точностью, что промеры спичкой показывали абсолютную равность, и пьющие 
уважительно шептали: "Глаз-алмаз". Был случай, когда Ванечка разлил три бутылки 
Столичной в одиннадцать стаканов так, что в последней бутылке не осталось ни 
капельки, а стаканы содержали ровно по сто тридцать шесть граммов.

- Зачинаю!

Ванечка начал священнодействовать. Он ногтем прочертил на бутылке только ему 
видимую черту, зачем-то встряхнув и взболтав водку, обвел приятелей 
значительным, важным, надменным взглядом. Он уже было наклонил бутылку к 
стакану, чтобы наливать, но Витька Малых задержал его руку.

- Ты ровно не разливай, Ванюшк! - сказал он. - Ты мне чуть плесни, а Семену 
поболе набухай...

- Хрена ему! - злобно закричал Устин Шемяка и погрозил Витьке волосатым 
кулаком. - Я на свои кровные кажного поить не хочу... Хрена ему, пьянюге 
несчастному!

Семен Баландин этого вопля не услышал: привалившись к плечу Витьки спиной, 
закрыв глаза и свистя горлом, он находился в полуобмороке, в полузабытьи; 
пористое, вздутое водянистой подушкой лицо Семена с прозрачными мешками под 
глазами, с чернотой обуглившихся губ и дрожащей кожей было таким страшным, что 
Витька, махнув рукой, потупился.

- Ты бы не кричал, Устин! - после небольшой паузы рассудительно сказал Ванечка 
Юдин. - Ты бы не орал, ежели в этом деле ни бельмеса не понимаешь... - Он поставил  далее