ходили сытые и сонные рыбы, донный нежный песок отражал розовость тихой воды. 
Вечность, медленные движения, покой...

Молодые сине-розовые ели как бы сами собой раздвинулись, показалась седая 
макушка бабки Клани Шестерни, но дальше бабка не продвинулась - остановилась, 
пропуская вперед жену Устина Шемяки тетку Нелю и серенькую бессловесную 
счетоводшу Веру Ивановну Юдину. Женщины двигались бесшумно, их появление 
казалось таким же естественным и необходимым сейчас, как закат солнца, 
прозрачный свет луны над рекой, тонкий звон комариных крыльев; их появление было 
таким естественным и необходимым, что Витька Малых печально улыбнулся, Семен 
Баландин вздохнул, а Ванечка Юдин и Устин Шемяка глядели на жен совершенно 
спокойно.

Дальнейшее произошло в тишине и неторопливости. Тетка Неля положила одну ручищу 
на плечо мужа, второй схватила его за волосы и потянула вверх таким движением, 
словно выдергивала из земли крупную редиску, и пьяный Устин начал медленно 
приподниматься, как бы вырастая, как бы возникая из ничего. Тетка Неля подняла 
его лицо до уровня своего лица, повернув к себе, встряхнула, точно полный мешок 
перед тем, как завязать его.

- Нажрался до отвала, гада? - неторопливым шепотом спросила она мужа и наотмашь 
ударила его ладонью по щеке. - Нажрался, гада, а огород не огорожен, картошка из 
погреба не достата...

Она во второй раз хлобыстнула мужа, не отпуская, вытерла ладонь о свое согнутое 
колено.

- Нажрался, гада, сверх покрышки, а дрова не колоты, огород неполитый, корове 
ботало не достато!... На тебе! На тебе!

Замедленно улыбаясь, помолодев, покрасивев, тетка Неля заскорузлой железной 
ладонью била мужа по нежной розовой щеке.

Загубленная пьянством мужа молодость - на тебе! Припадочный сын, зачатый в 
пьяную ночь, - на тебе! Тысячи пропитых рублей, бабье одиночество в холодной 
кровати, дом без хозяина, дети без отца, насмешки соседок, позор и поношение - 
на тебе, на тебе, на тебе!
 далее