- Вот каково быват, ластонька! - повторила Кланя Шестерня. - А ты говоришь: твой 
не сопьетси!

Славно улыбался Витька, славно смеялась его жена Анка. Сидели они рядом, тесно 
прижавшись плечами друг к другу, похожие друг на друга - толстогубые, простые, 
открытые, такие молодые, что моложе быть невозможно, и такие добрые, что 
казались детьми.

- Береги свово! - ласково сказала бабка Кланя Шестерня. - Он парнишша хороший, 
душевный. Тебе с им долго жить, остерегай его, Анют, пушше глазу...

Еще немного помолчав, Кланя Шестерня согнулась, застукотив палкой по дереву, 
пошла домой. А Витька и Анка еще сильнее прижались друг к другу, перестав 
дышать, долго сидели неподвижно. Потом Витька повернулся к жене, засмеявшись, 
поцеловал ее в лоб тихим поцелуем; затем он взял ее руки в свои, поглядев в 
светлые глаза, начал гладить гладкую щеку пальцами, приговаривая:

- Ах ты, Анка, моя Анка! Ах ты бабеночка моя, ты бабеночка!

Она ласково и нежно ежилась, вытягивала губы, прижималась к мужу плечом и 
коленями, все ниже и ниже наклоняла голову, затем, наоборот, подняла ее, 
усмехнувшись по-детски, прошептала Витьке в подбородок:

- Ты у меня ласковый, когда выпьешь... Вот всегда был бы такой...

Она положила голову мужу на плечо, затихла. Ночное время струилось медленной 
Обью, движением размашистого хвоста Большой Медведицы, падающими звездами - вот 
одна упала, вот покатилась вторая... Июль! В конце июля и начале августа в 
нарымских краях звезды падают часто...
13
На кривых ногах, ссутулившись, шел по ночному Чила-Юлу пьяный Ванечка Юдин. 
Сунув руки в карманы, он плотно прижал локти к бокам, подошвы дырявых ботинок к 
земле прислонял осторожно, словно пробовал, крепка ли земля, способна ли 
удержать маленькое, жилистое тело.

Чила-Юл давно спал беспробудно: по всей длинной улице уже не светилось ни одного 
огонька, не чуялось ни одного движения; лаяли собаки, мычали по-ночному коровы,  далее