перерыве между поцелуями пел что-то очень веселое.

- Здрасьте, Клава! - очень вежливо поздоровался Витька Малых, когда аптекарша 
наконец вышла. - С благополучным дежурством вас!

Аптекарша Клава была такая красивая и голая, что Витька боялся на нее глядеть: 
грудь аптекарши была обнажена чуть ли не до сосков, юбки почти не существовало, 
а губы всегда были влажные, словно Клава постоянно целовалась. Сейчас аптекарша 
беззастенчиво закалывала растрепанные волосы, а пуговицу на груди застегивать не 
спешила.

- Мы вот пришли, - тихо сказал Витька. - Я и Семен Васильевич...

- Ничего спиртного продаваться не будет! - заученно проговорила Клава. - Без 
рецептов ничего не отпускается, не продается. Если есть рецепт, лекарство 
продается, отпускается, выдается...

Выслушав это, Витька застенчиво улыбнулся, но ничего не сказал, чтобы не 
помешать Семену Баландину, который уже начал делать то единственное, что можно 
было делать в его положении, - глядеть на Клаву глазами смертельно больной 
собаки. Подбородок бывшего директора лежал на растопыренных ладонях, ноги он 
широко расставил, чтобы не упасть, спина у него торчала остро, как у конька-
горбунка. Семен Баландин опять зябко дрожал, и от этого высокий прилавок 
раскачивался.

- Без рецептов... - бормотала аптекарша Клава, - ...ничего не выдается, не 
отпускается, не про... Бог же мой, Семен Васильевич, что вам сегодня надо?

- Флакон одеколона "Ландыш" и две бутылочки аралии или стланика... - очень четко 
произнося слоги, медленно проговорил Семен. - Если есть календула, то... две 
бутылочки настойки календулы!

Семен Баландин снял дрожащие руки с прилавка, вытащил из кармана потертый и 
грязный замшевый бумажник. Раскрыв его, он достал завернутую в клочок газеты 
стопочку монет, сложенных аккуратно: двадцатник к двадцатнику, гривенник к 
гривеннику, пятак к пятаку, трешка к трешке, двушка к двушке.

- Девяносто семь копеек, - сказал Семен. далее