овцы коротко мекали, отчего-то просыпаясь, чего-то боясь. Из открытого окна 
ближнего дома, забытое, проливало звуки полуночное радио.

Все спали в Чила-Юле.

Страшный в одиночестве, с блестящими, неутомленными глазами двигался по поселку 
Ванечка Юдин. Бесшумно миновав четыре темных дома, он начал замедлять шаги перед 
пятым; еще больше ссутулился и сжался, когда заметил, что окна пятого дома 
доверчиво и широко распахнуты. В палисаднике шелестела рябина, свечечками стояли 
голубые ели, иглы их были маслеными от лунного света. В открытых окнах 
пошевеливалась сонная тишина, медленно выползало из них мерное покачивание 
маятника больших часов, и мерещилось, что дом дышит сонно и глубоко.

Ванечка бесшумно подошел к окну, приложив ухо к невысокому подоконнику, 
прислушался - трещало сухое дерево, стучали часы, ударяло сердце в груди самого 
Ванечки. Прислушиваясь, он поднял голову к небу, увидел, как вдруг скатилась с 
вершинки Большой Медведицы звезда, чиркнув по темному небосклону, погасла, как 
сырая спичка. Ночь еще потемнела, стало видно, как набухает Млечный Путь, 
похожий на бесконечную дорогу.

Сердце стучало в груди звонко, часто, громко, словно не принадлежало Ванечке.

- Вера! - позвал он. - Вера!

Удары собственного сердца отдавались в висках, пронизывали все тело, словно 
через Ванечку пропускали медленный электрический ток.

- Вера!

Удары сердца сливались с ударами маятника больших часов. Ванечке уже казалось, 
что он весь начинает раскачиваться из стороны в сторону, как маятник, и задевает 
за голубые ели, за пышную рябину. Он закрыл глаза и подумал: "Я шибко пьяный!"

- Вера! - тонко крикнул Ванечка. - Вера!

Темный дом был пуст, как лунная река: в нем жил только длинный маятник больших 
старинных часов, а жена Ванечки, боясь возвращения пьяного мужа, ушла с детьми 
ночевать к соседям. Можно было только гадать, какой из десятков сонных домов  далее