рамщика четверо приятелей, достигнув той стадии опьянения, когда, как в народе 
говорят, хмельному и сине море по колено, никого и ничего на свете не боялись. 
Молчаливые и вздрюченные, с вызовом шли они по поселку. Свесил голову на грудь и 
покачивался пьяный Семен Баландин, опять потерявший ощущение места и времени, 
опухший, как вурдалак, страшный мертвенной белизной незагорелого лица; блаженным 
и радостным был Устин Шемяка, скрежетал зубами в необъяснимой злобе ко всему 
человечеству тщедушный Ванечка Юдин.

Поздно отобедавший, славно отдохнувший, по-воскресному свободный поселок Чила-Юл 
следил за четверкой десятками глаз - любопытными и укоризненными, хохочущими и 
печальными, осуждающими и завистливыми, неприязненными и ободряющими, сердитыми 
и подначивающими. Вслед приятелям мудро улыбались довольные послеобеденной 
жизнью старики, сравнивающе глядели на них пожилые женщины, отстраняюще - 
молодки, с испуганным любопытством осматривали их девчата, непонятно 
прищуривались мужчины средних лет, посмеивалась легкомысленная молодежь. 
Некоторые чилаюльцы смешливо здоровались с приятелями, другие - присвистывали, 
третьи звонко щелкали пальцами себя по тугому горлу, а шпалозаводской бухгалтер 
Власов, заметив приближающуюся четверку, вышел в одной майке на крыльцо своего 
нового дома, скрестив руки на груди, усмехнулся саркастически.

- Здорово бывали! - насмешливо сказал он пьяным, когда они поравнялись с ним. - 
Вань, а Вань, тебе помнится, какой завтра день? А понедельник, гражданин 
хороший... Будет предельно плохо, если утром не вернешь трешку...

Четверка остановилась... Ванечка Юдин на самом деле занимал под хлеб три рубля у 
Власова, клялся и божился вернуть не позже понедельника и забыл, конечно, об 
этой трешке, выпустил ее из виду, как и многие другие трешки, которые одалживала 
ему сердобольная деревня. Сейчас он вспомнил о деньгах, увидев бухгалтера 
Власова, и как-то вдруг, без всякой подготовки неистово заорал:

- Вор! Ворюга! Вор, ворюга!

Детские щеки Ванечки покрылись красными пятнами, грязные пальцы сжались в 
кулаки, глаза выкатились из орбит.

- Жулик! - сладостно орал на всю улицу Ванечка Юдин. - Народ грабишь, подлюга! 
Кто Гришке Перегудову шесть рублей не доплатил? Кто товар у Поли с-под прилавка 
берет? Ворюга! Гад! Подлость! далее