от Витькиного рубля, а Ванечка Юдин даже осторожно вздохнул. Молчание 
продолжалось, наверно, целую минуту, потом Ванечка вздохнул громко.

- У меня тоже рупь! - сказал он. - Где достал, дело не ваше!

Прибавив к глубокомысленным морщинам на лбу две трагические складки, Ванечка 
Юдин аккуратно расправил рубли, перегнул их пополам, пропустил через сложенные 
пальцы и повернулся к Устину Шемяке.

- Ну!

Огромный, краснорожий, короткошеий Устин Шемяка насмешливо и зло усмехнулся. На 
его грубом, тупом и важном лице розовела нежная детская кожа, под лохматыми 
свирепыми бровями прятались голубые глаза, на подбородке синел звездчатый шрам, 
похожий на снежинку.

- Ты чего же, Устин, отмалчиваешься-то? - удивленно спросил Ванечка Юдин. - Ну 
Семен рупь не имеет, это по его жизни закон... А ты чего помалкиваешь, когда 
двести пятьдесят в месяц гребешь? Ты-то чего бычишься, когда при деньгах?

Дул легкий береговой ветер, река Обь светлела по-утреннему, шли с удочками 
мальчишки, бодро прошагал с портфелем директор шпалозавода Савин, двигались к 
сельповскому магазину три солидные женщины с городскими авоськами... Хорош был 
поселок Чила-Юл! Как славно обнимала его излучина Оби, как уютны были все 
восемьдесят домов, как чисто было на длинной улице, расположенной на высоком 
яру, с которого дождевой поток уносил грязь и мусор. Славно было, просторно, 
весело, обжито...

- Нет у меня грошей! - наконец сказал Устин Шемяка. - Копеек пятьдесят наскребу...

Еще раз зло и надменно усмехнувшись, он снова примолк, соображая, в какой карман 
штанов были положены три рубля, а в какой - мелочь; вспомнив, он долго копошился 
пальцами в левом кармане: перебирал пальцами монеты, что-то отсчитывая, 
отсортировывая, и лицо при этом у него было такое, какое бывает у очень 
голодного человека.

- Пятьдесят три копейки, - сказал Устин. - Вона тут еще медяк примостился...
 далее