- Остановись! - сквозь зубы сказал ей Устин. - Я тебя счас изуродую... Я тверезый...

Сделав еще два-три шага, тетка Неля остановилась - с перекошенным лицом, с 
гудящими от злости руками, с пустыми глазницами; в груди у нее клокотало и 
хрипело, зубы скрипели, точно меж ними перемалывался речной песок. Они - муж и 
жена - стояли друг против друга и были похожи, как брат и сестра. Все-все у них 
было одинаковое: злобное выражение глаз, мускулистые руки, широко расставленные 
ноги. И слово "гадость" они произносили одинаково - на коротком продыхании, 
словно бы мельком, как бы приговорочкой.

- Ну, погодим до вечера! - сказала тетка Неля.
5
В первом часу дня, когда солнце, войдя в зенит, палило немилосердно и тупо, 
когда река казалась по цвету такой же, как белесое марево над ней, когда над 
Обью вдруг строгим клином пролетели неожиданные журавли - куда, почему, 
неизвестно! - когда деревенский народ управлялся с хозяйством, сидел по домам, 
четверо приятелей энергичным шагом двигались по деревянному тротуару.

Дремали на скамейках молчаливые старики, оживала река - сновали по ней катера и 
лодки, добрых полчаса шел от одного конца излучины к другому небольшой буксирный 
пароход "Севастополь", пересекали блестящий плес легкие осиновые обласки, и люди 
в них казались сидящими прямо в воде: не было видно бортов.

Деревня неторопливо готовилась к обеду - опять пылали среди дворов невидимым 
пламенем уличные печурки, ходили женщины. Громкоговоритель на конторе 
шпалозавода рассказывал голосом московского диктора о вьетнамской войне, на 
крыльце конторы сидели несколько рабочих и, тихо беседуя, курили.

По выражению лиц четверых приятелей, по их шагу и стремительным спинам было 
видно, что пыльная дорога и деревянные тротуары ведут их к ясной цели; 
решительные, углубленные в свое, не замечающие внешнего мира, они были пьяны 
каждый по-своему, каждый на свой лад... Воодушевленно светились глаза Семена 
Баландина, изменившегося уже так резко, что было трудно узнать в нем того 
человека, который голосом нищего выпрашивал бутылку водки у продавщицы Поли. 
Сейчас Семен Баландин был не только прямой, но и вызывающе надменный. Перестали 
дрожать руки, а кожа на его щеках лихорадочно горела... Ванечка Юдин, наоборот, 
как бы распухал в лице, сосредоточенная складка меж бровями расправлялась, глаза 
тускнели, важно и вздорно напружинивался подбородок, выпячивалась узкая грудь...  далее