торопливый уход, привычная фраза - все говорило о том, что воскресная жизнь 
четырех приятелей началась и продолжалась нормально, обычно, правильно и что у 
Витьки Малых все еще впереди... Шатание по деревне, доставание денег, 
перешептывание, ссоры, примирения, пьяные разговоры и само пьянство...
3
Медленно, осторожно, как бы принюхиваясь, приглядываясь, четверо снова двигались 
по длинной чила-юльской улице: у Ванечки Юдина оттопыривался карман с пустой 
бутылкой, Устин Шемяка оглядывался хищно, Семен Баландин по-прежнему удивленно 
смотрел на мир, а Витька Малых, замыкая шествие, продолжал петь про моряка, 
который приехал на побывку. Четверка пока еще шла по улице бесцельно, Ванечка 
Юдин только глубокомысленно морщил лоб, что-то соображая, но все равно в 
кошачьих движениях приятелей ощущалась подспудная осмысленность, в отрешенной 
задумчивости читалась предопределенность действий, в осторожном шаге - 
вкрадчивость.

Четверо приятелей, как выражался Устин Шемяка, "шакалили", то есть искали 
возможность еще раз выпить... В уютных, веселых от солнца, спокойных по-
воскресному домах скрывались рубли и трояки, таилась самогонка, старела до 
кондиции хмельная брага, остывали на льду погребов заранее купленные бутылки 
водки. Поселок Чила-Юл походил на крепость, которую четверке надо было взять - 
где длительной осадой, где хитростью и коварством, где измором и угрозами. 
Поселок Чила-Юл был богат, как всякий поселок, где жили рабочие шпалозавода, 
получающие ежемесячно по двести-триста рублей, держащие коров и свиней, большие 
огороды, умеющие рыбачить и охотиться; люди в поселке не любили считать деньги, 
охотно их тратили, хотя зарабатывали нелегким, а иногда и опасным трудом. Жители 
рабочего поселка Чила-Юл были по-сибирски щедры и размашисты; если гуляли, то 
гуляли широко, если одаривали, то щедро.

Приятели шли теперь так: впереди шествовал Ванечка Юдин с озабоченными морщинами 
на лбу, за ним грозно двигался Устин Шемяка, на шаг отставал от него 
удивляющийся миру Семен Баландин, а еще шагов на пять позади всех напевал про 
моряка Витька Малых, и это было такое расположение четверки, какое можно было 
наблюдать каждое воскресенье после первой бутылки водки.

Поселок Чила-Юл уже проснулся. Почти во всех дворах дымились летние печурки, 
бегали по улицам ребятишки, перекликались через заборы женщины, старики на 
скамейках вели уже довольно оживленный разговор, а во дворе у рамщика Василия 
Сопрунова все семейство уже сидело за дощатым, врытым в землю столом. далее