- Я смекаю, что Семен-то Васильевич-то скоро должон от водки сгореть. У него уже 
организм пишшу не принимат, а без пишши человек от водки горит... Это все одно, 
что фитиль без карасина... - Данила Петрович зачерпнул уху, задумчиво остановил 
ложку возле самых губ. - Ежельше карасин идет по фитилю, то он, фитиль, 
карасином горит. А ежельше фитиль без карасина, он сам сгорат!... А Марею отчего 
не позвать на полсловечка? Небось не оголодат за это время... Марея, а Марея?

- Но?

- Ты перекинься с Витюхой-то полсловечком, ежельше он куда торопится... Поди, не 
оголодашь?

- Да ничего, Петрович!

- Но так поговори с человеком-то!

Мария Стратоновна бережно положила ложку возле тарелки, подумав, перенесла кусок 
пшеничного хлеба с правой стороны на левую, еще раз подумав, напевно произнесла:

- Ванечку Юдина тожеть жалко... Во-первых сказать, баян наново разбил, во-вторых 
добавить, ползарплаты пропиват, в-третьих сказать...

- Мама! - сердито перебила ее учительница немецкого языка Елизавета Даниловна. - 
Не держите, пожалуйста, человека у порога! Или приглашайте к столу, или...

- А ты бы не встревала! - решительно поднял голову Данила Петрович. - Каждый 
будет встревать в материнский разговор, так это что? Это изгал! С этим делом мы 
далеко не уедем, Лизавета... Но ты, мать, пойди все ж таки, пошопчися с Витюхой-
то!

В темных сенях Мария Стратоновна молча и быстро выкопошила из-под передника 
завязанный на два узла носовой платок, поминутно оглядываясь на двери, 
быстренько сунула Витьке три рубля.

- Ты ток молчи, Витюх, ты ток Петровичу ни полсловечка!

- Да что я, дурак, что ли тетка Мария! Спасибо вам и до свиданьичка! далее