Я устал, я ужасно устал – как после долгого пути без сна. Я ложусь, устраиваюсь поудобнее среди обрывков бумаги и высохших листьев. Веки слиплись над пустыми глазницами, и я уже не ощущаю ни боли, ни онемения, ни рези. Я отдыхаю, засыпаю, погружаюсь в свои сны, странствия, воспоминания.
Я вижу в них себя, всю свою жизнь. Все кружится, путается и в то же время вырисовывается намного яснее и четче, чем раньше.
Значит, я умираю? Неужели это смерть? Не бойся, ты просто засыпаешь и проживаешь жизнь ещё раз, но только теперь – внутри, в себе. Находишь потерянные элементы, незначительные, казалось бы, эпизоды, сопоставляешь фрагменты случившегося в разных местах и в разное время. Внутри, в тебе самом концентрируются, сжимаются время и пространство – и неважно, что было раньше, а что позже.
Со спины исхудавшего вола я спрыгиваю на землю рядом с умирающим стариком, который всматривается в меня своими черными глазами, глубокими, как туннели, где я запросто мог бы спрятаться.
Музыка. Да, да. Ты слышишь музыку. Слушай её внимательно – это флейта из приморского города. Флейта нашлась, и ты все более явственно слышишь её звуки, они завораживают тебя – ещё минута, и ты пойдешь за ней, куда бы она тебя ни привела.
Падает сброшенный взмахом птичьего крыла кувшин. Ты убегаешь и совершаешь путешествие далеко-далеко, видишь яркие пейзажи, горящий город. А когда ты воз1-вращаешься на то же самое место, человек прямо над полом ловит упавший кувшин.
Иллюзия. Вокруг дома полно черепков от разбитых кувшинов.
Вдруг ты замечаешь людей – они поднимают вверх старое рваное кресло. Злобно лает собака, маленькие крысята вываливаются из гнезда и гибнут под каблуками людей.
На голом, лишенном растительности холме люди прибивают человека к скрещенным бревнам. Они оставляют его под раскаленным небом. Он висит на столбе, вкопанном в каменистую землю. Подойди поближе, слижи капли стекающей вниз крови.
Не бойся кружащей высоко над столбом птицы, она не заметит тебя – все её внимание поглощено умирающим человеком.
Он выпустил меня. Почему он открыл стальную дверцу клетки? Что произошло? А может, это был только сон? Он смотрит, как я убегаю, как удаляюсь от него, но не двигается – только стоит и глядит мне вслед.
На стене видны свежие цементные пятна. Издалека доносится приглушенный звук царапающих стену коготков. Это самка-мать пытается пробиться, пытается прогрызть стену. Ты знаешь, что ей не хватит сил, что она умрет от недостатка воздуха и воды, умрет, замурованная в гнезде, в котором родила тебя, в котором рожала твоих крысят.
Ты начинаешь грызть, вгрызаться в затвердевшую шероховатую стену – твои десны болят и кровоточат, а зубы стираются до основания.
Зачем ты грызешь? Зачем, если и так знаешь, что это бесполезно, безнадежно, бессмысленно? Этой стены тебе не прогрызть, даже если будешь грызть её всю жизнь. Ты будешь много раз возвращаться сюда, прислушиваться к доносящимся с той стороны стены звукам, прислушиваться к давно уже живущим только в тебе самом голосам.