Противно скрипят тяжелые башмаки. В комнате теперь все время какие-то люди. Я слышу, как они булькают, шипят, свистят, сопят.
Ночью зажженная свеча освещает лицо лежащего человека и согбенные плечи сидящего рядом с ним.
Я снова не нахожу еды. Отправляюсь в подвал и утоляю голод сырой картошкой. Когда я просыпаюсь снова, человек все ещё лежит. Его дыхание становится все более свистящим, он кашляет, задыхается.
Я снова спускаюсь в подвал. Встреченные по пути крысы больше не относятся ко мне с тем же безразличием, что и раньше. Они нападают. Я возвращаюсь. В комнате пусто. Человека нет. Исчезли разбросанные везде листы бумаги, выветрился запах черного напитка.
Людей нет. Только паук плетет по углам свою паутину.
Темнота. Заполненное темнотой пространство. Темнота в начале, темнота в конце.
Странствия начинаются и заканчиваются в темноте. Я возвращаюсь.
Где-то вдалеке, на самом горизонте вспыхивает пламя. Вспышка, ещё вспышка, огонь охватывает все большее пространство, он пожирает все на своем пути.
Достаточно бывает сильного порыва ветра, чтобы пожар на свалке вспыхнул с яростной силой – внезапный, обжигающий, страшный.
Струи сжатого гнилостного газа распирают свалку снизу, они рвутся на поверхность и воспламеняются при соприкосновении с воздухом. Люди гасят их, засыпают мусором и песком, заливают водой и жидким цементом.
Из-под земли сочатся струйки дыма. Облако дыма висит над холмами, дым проникает даже в порт. Птицы тогда взлетают как можно выше – их почти не видно снизу. Вокруг меня все окутано дымом. Дым щиплет глаза и ноздри. Но здесь я в безопасности. Пропитавшись вонью горящей свалки, я избавился от своего собственного запаха и почти утратил обоняние.
Живущие здесь крысы пахнут гарью, пеплом, дымом. Они уже не чувствуют старых, привычных запахов, по которым отличали своих от чужих. Все семьи, пропитанные вонью и смрадом пожарищ, мирно живут рядом – без драк, без похищений потомства, без ненависти.
Но когда сильный ветер с моря гасит пожары и очищает местность от летучего дыма, когда люди засыпают пламя привезенным на машинах песком, когда огонь умирает, а дождь смывает с земли все его следы и толстый слой сажи – тогда мы, крысы, вновь обретаем утраченную чувствительность к запахам и, избавившись от ощущения нависшей над нами опасности, мгновенно вступаем в смертельную борьбу друг с другом, в войну против всех, кто не входит в круг членов нашей семьи. Мы ненавидим друг друга, воюем, загрызаем, изгоняем.
Это продолжается до тех пор, пока из глубин свалки не пробьются на поверхность новые пузырьки горючего газа и нас не окутает вонючий дым очередного пожара. ..далее